 |
|
|
БЫЛЬ Откуда в Киев пришла Русь и первые руcские князья «Откуда пошла земля Русская?» - один из вопросов мировой истории, над которым было сломано, пожалуй, наибольшее количество научных копий. Сформулированная в первой половине XVIII века Г. З. Байером(1)*) «норманская» теория происхождения Руси получила сокрушительный удар со стороны параллельно развивавшейся «антинорманской» школы. Даже краткое перечисление работ, посвященных этой проблеме, заняло бы несколько десятков страниц. Поэтому остановлюсь на самых характерных. I Вслед за Байером огромный вклад в развитие русской истории и обоснование «норманизма» внесли Г. Ф. Миллер(2), А. Л. Шлецер(3), А. А. Куник(4) и многие другие. Суть отстаиваемой ими теории, в двух словах, заключалась в том, что северные народы, а именно, скандинавы, придя во второй половине IX века на земли Восточной Европы, заселенные славянами, организовали государственный быт покоренных племен, и основали могучее государство, ставшее называться по имени пришельцев - Русь. При этом норманская концепция опиралась как на древнерусский летописный свод, так и на вполне достоверные свидетельства кремонского епископа о норманстве русов(5); бертинского хроникера о русских послах, бывших по происхождению шведами(6); «русских» названиях днепровских порогов Константина Багрянородного(7), звучащих явно на германский лад; и имена послов в договорах Олега и Игоря(8), также поддерживающих версию их «норманского» происхождения и т. д. и т. п. Есть, однако, и слабые места в «норманизме», просто перечеркивающие весь смысл существования этой теории. Имя росов было известно на Северном Кавказе уже с VI в. н. э.(9) Да и позднейшие источники VIII-IX вв. знают русов (росов) как автохтонный народ в Причерноморье(10) задолго до пришествия скандинавских варягов в Киев. Не смогли «норманисты» и убедительно доказать, где в Скандинавии проживал народ, продуцировавший имя «Русь», и что оно означает. Договор Игоря, якобы сына норманна Рюрика, подтверждает, что божества его пантеона были славянского происхождения, но никак не германского. А ассимиляция с покоренным народом за одно поколение выглядит просто фантастикой. Е. А. Рыдзевская, проанализировав скандинавские эпические предания, убедительно доказала, что сказания о Киевском государстве у северных народов не восходят ранее Х века(11). Подобных доказательств можно привести достаточное количество, и «антинорманисты» их разработали и подкрепили вескими аргументами.
Одна, но существенная, слабость гипотезы приднепровской автохтонности Руси - это эмоциональное принятие желаемого за действительность, так как ни одно письменное свидетельство до времен Константина Багрянородного (905-959 гг.) не идентифицирует Русь и Киевскую землю. И однозначная трактовка этого вопроса в свою пользу просто не научна. Первым, кто связал понятия «Русь» и «Киев», как уже сказано, был Константин Б., но и он полностью не отождествлял русов с подвластными им племенами, говоря: «князь со всей русью» выезжает собирать полюдье, то есть налоги(19). Более того, византийский император знал «дальнюю» («внешнюю») Русь и «ближнюю»: «Однодеревки, приходящие в Константинополь из внешней Руси, идут из Невограды, ..., Милиниски, Телюца, Чернигоги и из Вышеграда. Все они спускаются по реке Днепру и собираются в Киевской крепости...»(20). Если смотреть на эту цитату непредвзято, то можно увидеть, что все пространство от Новгорода до Киева Константин Б. называет «внешней» («дальней») Русью. Очевидно, он знал и «ближнюю» Русь, которую не соотносил с Киевскими землями. В. Г. Васильевский, тщательно проанализировавший свидетельства византийских и восточных источников, пришел к убедительному выводу об автохтонном существовании Руси и в Азово-Черноморском регионе в VIII-IX вв.(21), которую можно и нужно считать «ближней» Русью. Из этого, казалось бы, можно сделать два альтернативных вывода. Первый: независимое существование двух государственных образований под именем Русь - Киевская и Азово-Черноморская. Но если со второй можно легко увязать свидетельства византийских и арабских авторов VIII-IX вв., то с Киевом ни одно из сообщений однозначно не идентифицируется. Вывод второй: киевские князья контролировали азово-черноморское побережье. М. С. Грушевский предложил такое объяснение: вожди причерноморских племен, подвластных киевским русам, в своих военных и торговых походах, естественно, становились известными как русские князья, по своей подчиненно-зависимой принадлежности(22). Очевидно, понимая голословность подобного утверждения, Михаил Сергеевич тут же заметил: «... иначе этого объяснить не можем». Киевский контроль над Причерноморскими степями и над Азово-Черноморской Русью выглядит менее убедительным, чем вполне доказанный факт господства в IX в. в южно-украинских степях мощного племенного образования угров(23). Более того, имеем свидетельство нотариуса короля Белы, пользовавшегося древним сочинением «Венгерские деяния». Согласно этому источнику, в середине IX века угорский воевода Алмуш (Олом) разбил киевлян, которые были вынуждены признать его господство(24). Очевиден вывод, что даже в середине IX века Киев не представлял из себя центра мощного государственного образования, которое могло бы прославиться своими дальними походами, в то время как оно было не в состоянии поставить под контроль ближайшие соседние племена северян и радимичей, находящихся в хазарской зависимости. Следовательно, и присутствие народа «русь» в Поднепровье в VIII-IX вв. выглядит более чем проблематичным. На рубеже двадцатого столетия украинская ученая А. Я. Ефименко, суммируя аргументы противостоящих «норманской» и «антинорманской» гипотез, пришла к следующему заключению: «Кто бы ни была эта загадочная Русь, пришла ли она с берегов Черного моря, как полагаем мы, или с берегов Балтийского, по принятой гипотезе, - вот что можно относительно нее считать за достоверное: во-первых, что она была северогерманского происхождения, во вторых, что она явилась не как народ или племя, а как дружина или шайка повольников, вроде тех новгородских удальцов, которые приобретали для Новгорода Великого огромные территории с инородческими данниками»(25). Современный взгляд на норманно-антинорманскую полемику резюмировал Орест Субтельный: «Ныне существует общее согласие, что касается влияния скандинавов на общество и культуру восточных славян... Существуют причины считать появление Киева достижением не какой-то отдельной этничной группы, а результатом сложного славяно-скандинавского взаимодействия. Не так давно американский ученый Омельян Прицак, развивая этот подход, высказал мысль, что вопрос про этничное происхождение Руси является несущественным. На его взгляд, Русь была сначала полиэтничным и многоязычным торговым союзом, который с целью установить контроль над торговыми путями между Балтийским и Средиземным морями и создал политическое объединение под названием Киевская Русь»(26). К сожалению, подобный подход к проблеме, на мой взгляд, страдает общими фразами и не служит подспорьем в установлении истины. На этом фоне вовсе не экзотичной выглядит гипотеза Г. Эверса, первым в начале XIX века обосновавшего существование Азово-Черноморской Руси(27). Но итоговые выводы о том, что киевские князья были хазарами, а Аскольд и Дир - уграми, весьма обесценили его работы. Гораздо дальше продвинулся последователь Эверса Нейман, предположивший тмутараканское происхождение киевской княжеской династии(28). Однако непонимание процессов возникновения Азово-Черноморской Руси и этногенеза народа «русь», не позволило ему создать стройную концепцию, способную обойти острые углы весомой аргументации «норманистов». Целью данной работы и является реконструкция процесса создания государства Киевская Русь княжеской династией, ведущей свое происхождение от правителей Тмутаракани, тождественной Азово-Черноморской Руси. *** XI После семи лет междоусобицы между сыновьями Святослава, в 980 году на престол взошел Владимир, ставший единоличным правителем Киевского государства. Усиление язычества при вокняжении Владимира обусловливалось тем, что в борьбе за трон будущий креститель Руси опирался на языческую партию и язычников-варягов. Потому весьма любопытен пантеон идолов, сооруженный по приказу Владимира: и Перун, и Хорс, (и) Дажьбог, и Стрибог, и Семаргл, и Мокошь. Здесь союз «и» между Хорсом и Дажьбогом взят в скобки, так как в Лаврентьевском своде его нет, что имеет весьма существенное значение(172а). Боги Перун, Дажьбог, Стрибог и Мокошь имели общеславянский характер и оставили после себя следы в топонимике, гидронимике, обрядовости и фольклоре(173). Хорс и Семаргл - чисто русские божества, не известные нигде в славянском мире за пределами киевского пантеона(174). Ссылка на старосербский антропоним «Хрьсь»(175) малоубедительна, так как здесь более очевидно произношение «Хресь», сопоставимое с болгарским «Христо» и украинским «Христина», что, конечно же, имеет иную природу. Также и «хоровод» (болг.- хоро) имеет больше шансов быть связанным с греческим «хорос» - обязательным коллективным участником в древнегреческом театре(176). Учеными признано иранское происхождение культов Хорса и Семаргла(177). Хотя вполне понятное недоумение по этому поводу высказал В. И. Абаев: «Неясно, как персидское название солнца xursid/xorsed (царь-солнце) попало в древнерусский (язык). Опираясь на факты истории невозможно объяснить где, когда и при каких обстоятельствах древние славяне заимствовали у жителей Ирана их культ солнца»(178). По версии Б. А. Рыбакова, эти два божества скифского происхождения перешли к приднепровским славянам во времена владычества кочевников в степях Украины(179). Однако М. А. Васильев в великолепной работе «Боги Хорс и Семаргл восточнославянского язычества»(180) убедительно доказал не скифское, а сармато-аланское влияние на формирование этих двух культов. Соответственно, и время проникновения Хорса и Семаргла в Приднепровье Васильев относит к аланскому господству в этих краях. Против этих утверждений можно привести существенные контраргументы. Как известно, с VI в. склавены и анты активно заселяли Балканский полуостров. В их числе в занятии новых земель участвовали поляне, древляне, северяне и др.(181) Но в среде балканских славян, потомков тех давних переселенцев, не сохранилось никаких следов культа Хорса и Семаргла. (О Хрьсь см. выше). Точно также, будь сармато-аланские божества привиты в Приднепровье до IV в. н. э., они, несомненно, успели бы укорениться и оставили бы после себя следы в топонимике, обрядовости и фольклоре. Однако, ничего этого нет. Очевидно, что Хорс и Семаргл для киевлян были сравнительно новыми богами, не успевшими прочно утвердиться в народном сознании за то короткое время, которое осталось до крещения. Польский исследователь Ловмьянский(182), придя к такому же выводу о неорганичном присутствии Хорса в древнерусском пантеоне, объяснил это связями игумна «Великого Никона» с Тмутараканью(183), где тот столкнулся с культом Хорса. По мнению Ловмьянского, Никон, будучи одним из редакторов ПВЛ, внес в летопись Хорса как тмутараканский синоним Дажьбога. Правда, польский ученый не обосновал, для чего понадобилось игумну расширять Владимиров пантеон, либо толковать его богов чужими непонятными именами. Академик Рыбаков считал Хорса второстепенным «прибогом», не имеющим самостоятельного значения, и представляющего собою некое неотделимое дополнение к образу Дажьбога, эманации солнечного света. То же самое и в отношениях Семаргл-Мокошь(184). Этому мнению противостоят сами древнерусские сочинения, говорящие о Хорсе как о равном Перуну, либо следующим сразу за ним. «И вероуют въ Пероуна и в Хърса...» в «Слове некоего христолюбца»(185), «...темъ же богомъ требоу кладоуть... пероуну, Хърсу...» в «Слове о том как погани суще языци кланялися идолмъ»(186), «...Трояна, Хорса, Велеса, Перуна на боги обратиша...» в «Хождении Богородицы по мукам»(187). «Слово Иоанна Златоуста» говорит о Перуне, Хорсе и Мокоши(188). В «Беседе трех святителей» сказано: «Два ангела громные есть: елленский старец Перунъ и Хорсъ жидовин»(189). Здесь очевидно соотнесение Перуна и греческого Зевса-громовержца. По мнению В. П. Даркевича «Хорс превратился в ангела молнии потому, что в древности источником молний считалось солнце»(190). А вот почему Хорс по происхождению стал «жидовином», можно понять, если вспомнить упоминаемых в ПВЛ хазар, проживающих в Тмутаракани и во времена Мстислава Красного, и во времена Олега Гориславича. Хазары же в большинстве своем исповедовали иудаизм, появившийся на берегах Керченского пролива за много столетий до того(191). Потому-то, подразумевая тмутараканское происхождение Хорса, древний автор говорит о нем как о «жидовине». Чтобы понять сущность культа Хорса в киевском пантеоне, надо разобраться в его природе. Xorsed/xursid, в конечном счете, восходит к авестийскому hvare xsaetem(192) и древнеиранскому «хварна», трактуемых обычно как обозначение солнечного сияющего начала, божественного огня. Происходят из этого понятия древнеперсидская «фарна» - «царская слава, царское величие» и иранский «фарн» - «божественная сущность, приносящая власть, могущество; державная сила». Фарн - символ незыблемости царской власти(193), и тесно связан с хищной птицей - соколом Варган, одной из инкарнаций соколаВеретранги(194). Несомненно, что Хорс, имеющий те же истоки, что и Фарн, должен был, в большей, либо меньшей, степени нести те же функции. Из вышесказанного можно сделать вывод, что культ Хорса у славян возник под сармато-аланским влиянием не в Приднепровье, а в Тмутаракани. Этот бог символизировал царскую власть как высшее божественное солярное проявление и был покровителем русских каганов. Культ Хорса был перенесен в Киев языческим князем Олегом и занял место сразу вслед за верховным божеством славян - Перуном. Отождествление киевских князей с Хорсом (солнцем, но не солнечными лучами - Дажьбогом) наиболее ярко отразилось в цикле народных былин о Владимире Солнышке, Красном Солнышке(195). Но для простых людей было весьма трудно понять существование двух солярных божеств - Хорса и Дажьбога, не бывших двуединой ипостасью и не являющихся дуалистическим противопоставлением. Народное сознание просто отождествило их. Таким образом в Лаврентьевском своде Хорс и Дажьбог оказались без разъединительного союза «и», а в «Слове о полку Игореве» русские князья названы «дажьбожьими внуками»(196), что, конечно же, подразумевало «хорсовых внуков», происходящих родом из Тмутаракани. Несомненно и Азово-Черноморское происхождение Семаргла. В уже упоминаемой статье М. А. Васильева(197) дано блестящее доказательство тому, что Семаргл киевского пантеона должен был быть изображен в виде птицы, а не крылатой собаки Сэнмурв, являющейся поздним ремесленническим заимствованием. По Васильеву, Семаргл представлял из себя хищную птицу - коршуна (сокола) - «вершинника», «падающего сверху», и в этом облике напрямую связываясь с соколом Веретрангой(198). Отсюда всего один шаг до утверждения, что кумир Семаргла из пантеона Великого Киевского князя Владимира представлял из себя фигуру падающей хищной птицы, изображенную также на печати Святослава Игоревича в виде двузуба(199), а на монетах Владимира Крестителя - в виде тризуба(200). Что позже стало прообразом нынешнего государственного герба Украины. В этом плане стоит рассмотреть и костяную пластинку Святослава Игоревича, найденную неподалеку от месторасположения древнего Саркела, на одной стороне которой изображен двузубец, а на обратной - символ, с наибольшей вероятностью, означающий солнце(201). Характерно, что у некоторых евразийских народов трезубец также является символом власти(202), порой своими зубьями символизирующий лучи восходящего солнца(203). «Тризуб» же был родовым гербом киевского княжеского семейства, а, вероятно, и тмутараканских каганов, и только линия Мономашичей, укрепившаяся на Галичине и в Северо-Восточной Руси, явно в русле норманской псевдотеории происхождения киевской княжеской династии, избрала своим гербом льва - непременный атрибут германской геральдики. Что послужило искоренению исторической правды о происхождении Руси. Рассказ о выборе веры и история обращения Владимира в христианство, как доказано, также является сплошной басней(204). Вот пример, как наиважнейшее событие, не так далеко отстоявшее от летописцев, получило сверхмифологическое описание. Владимир, конечно же, был просвещен мессианской проповедью своей бабки, а существование в те времена церковного служения на славянском языке, принесенном еще при Ольге болгарами, не оставляло князю большого маневра в выборе веры. Но как мудрый политик, Владимир свое обращение хотел продать «подороже» и получить наибольшее количество выгод. Ситуация в Византии способствовала этому. Император Василий II постоянно пребывал в тяжелом положении. Сперва его потрясло восстание родственника императора Цимисхия Варды Склира (976-979 гг.), затем - тяжелейшее поражение от болгарского царя Самуила. И, наконец, восстание Варды Фоки, в 988 году подступившего к Константинополю(205). В январе или феврале 988 года посланники Василия прибыли в Киев с просьбой о вооруженной помощи. Владимиру была обещана в жены багрянородная принцесса Анна, сестра Василия. Условием было крещение киевского князя(206). Судя по всему, Владимир выторговал себе все, что хотел. Возможно, в это же время, возможно, позже в Крыму, Владимир принял крещение. По этому поводу существуют разные мнения. Но фактом остается то, что на помощь императору был послан сильный отряд, который успешно подавил восстание(207). Со своей стороны греки не спешили выполнять обещания. По предположению того же Г. В. Вернадского, разногласия между Киевом и Константинополем возникли те же, что и у княгини Ольги, то есть в вопросе об условиях организации Церкви(208). А так как требования Владимира не были удовлетворены, он предпринял поход на Корсунь, который и взял к лету 989 года. Василию пришлось выполнять обязательства. В Корсунь прибыла принцесса Анна, где, как считается, состоялась свадьба. Как видно из дальнейшего, одним из условий Владимира было подчинение его власти Тмутараканского каганата. Из истории болезни и чудесного исцеления Анны, находящейся в приложении к «Житию» Святого Стефана Сурожского, известно, что она предприняла поездку в Керчь (Боспор)(209). Очевидно, что ее сопровождал Владимир. Там он переправился через пролив и посетил первопрестольный град всех русов Тмутаракань, где был помазан на каганский престол и, по всей видимости, ознакомился с опытом 866 года по массовому крещению населения. Подтверждений пребывания на Тамани Владимира несколько. Во-первых, Тмутаракань после крещения киевского князя вошла в состав его государства. Во-вторых, из «Похвалы» митрополита Илариона известно, что Владимир именовался титулом кагана, доселе не применявшимся в Киеве. А помазание могло быть осуществлено только в Тмутаракани. В-третьих, в преамбуле к церковному установлению сам Владимир говорит, что принял святое крещение «от греческого царя и Фотия патриарха царегородского»(210), подразумевая крещение Азово-Черноморской Руси в 866 году. Однако, на мой взгляд, последнее свидетельство говорит как о том, что в Тмутаракани Владимир получил благословение, как правитель всей Руси, так и о том, что крестился киевский князь, как и все русские каганы, в первопрестольной Тмутаракани. В этом случае и свадьба с греческой принцессой состоялась на Тамани. Последняя версия представляется более вероятной. (Нельзя здесь не вернуться к княгине Ольге. В ее проложном «Житии» также сказано, что святое крещение она приняла от патриарха Фотия (подразумевая крещение Русского каганата в 866 году), тем самым подтверждая происхождение киевской княгини из христианской Тмутаракани(210а). Подтверждением тому может служить и тот факт, что до сих пор не установлено, где и когда православная церковь канонизировала Святую княгиню Ольгу. Как известно, первыми святыми, воссиявшими в земле Киевской, были невинно убиенные Борис и Глеб. Судьбы всех последующих святых русской православной церкви более-менее также известны. Кроме самой Равноапостольной Ольги. И, следовательно, она никогда не возводилась в ранг святых ни Киевской митрополией, ни наследовавшими ей церквями. А согласно церковным канонам, Ольга могла быть причислена к лику святых только той епархией, в которой она была крещена. Константинопольский Патриархат никогда не канонизировал Ольгу (по крайней мере, известно обо всех греко-православных канонизациях до и после киевской княгини, кроме нее самой). Не канонизировали Ольгу ни Киевская митрополия, ни Болгарская, ни позже Московский патриархат. Ольга изначально оказалась в перечне киевско-русских святых. Это можно объяснить только тем фактом, что к лику святых она была причислена в своей родной епархии – Тмутараканской Церкви, где она и была крещена во младенчестве. А во времена сравнительно недолгого пребывания Тмутаракани в составе Киевского княжества произошло и объединение Киевской и Тмутараканской Церквей, в связи с чем статус святости княгини Ольги на объединительных началах был воспринят русской киевской Церковью.) Коронация Владимира на каганский престол тмутараканской Руси проливает свет и на тот факт, что после того великий князь приказал отчеканить золотые и серебряные монеты со своим изображением в царском облачении(211). На этих монетах находится изображение самого Владимира в императорском облачении и имеется надпись «ВладимЪръ К на столЪ». Многие исследователи считают, что буква «К» в надписи означает титул «князь». Но, учитывая то, что, очевидно, Владимир в Тмутаркани был возведен на каганский престол, то более разумным эту букву читать как «каган». Тем более, как уже выше говорилось, Владимира и в киевских источниках именовали каганом. Также известно, что для русов титулы кагана и константинопольского императора-василевса были равноценны. Это одновременно служит и объяснением, ненайденным Грушевским, древней легенде о привозе Владимиром царских регалий из похода в Крым(212). Более того, известно, что монеты киевских князей чеканились только в период мирного нахождения Тмутаракани в составе Киевского государства времен Владимира Святославича и Ярослава Владимировича. Искусство же чеканки монет киевских князей не существовало до присоединения Азово-Черноморской Руси (где монету чеканили со времен греческих полисов) и бесследно исчезло сразу же после того, как началась вражда между внуками Ярослава - черниговским домом Святославичей (владетелей Тмутаракани) и киевскими Всеволодовичами – Владимиром Мономахом и его потомками. В 990 году, по возвращению Владимира, состоялось крещение киевлян, а затем и всего государства. Как известно, первый митрополит в Киеве появился при Ярославе Мудром в 1037 году. Однозначно, что до этого времени тмутараканский архиепископ выполнял роль примаса русской Церкви. И имена Леонтия и Иоана I, предположительных первых архипастырей киевской Церкви в 992-1036 годах(213), относятся именно к первопрестольной столице русов - Тмутаракани. *) – Справочный аппарат приведен в «бумажной версии» книги.
|
[%240code%]
|
|
Перепечатка, копирование или воспроизведение информации, содержащей ссылку 
|
|